Я боюсь смотреть на ножницы. Наташин стол направо от моего, и время от времени (не всякий раз), бросая взгляд на ее органайзер, я вижу, как она берет ножницы и с довольной улыбкой отстригает себе роговицу глаза – эту расположенную над радужкой выпуклость, на которую мы, близорукие, надеваем линзу. Даже зная эту галлюцинацию наизусть, я не могу остановить ее. Каждый раз мне приходится смотреть до конца. Надеюсь, я не показываю вида. Я не хочу в больницу, поэтому никто не узнает, что делают ножницы. Но я боюсь, что скоро от них заразится степлер. Я не хочу знать, что будет делать сукин сын степлер.
Я боюсь смотреть на ножницы. Наташин стол направо от моего, и время от времени (не всякий раз), бросая взгляд на ее органайзер, я вижу, как она берет ножницы и с довольной улыбкой отстригает себе роговицу глаза – эту расположенную над радужкой выпуклость, на которую мы, близорукие, надеваем линзу. Даже зная эту галлюцинацию наизусть, я не могу остановить ее. Каждый раз мне приходится смотреть до конца. Надеюсь, я не показываю вида.
Я не хочу в больницу, поэтому никто не узнает, что делают ножницы. Но я боюсь, что скоро от них заразится степлер. Я не хочу знать, что будет делать сукин сын степлер.